Мы же взрослые люди. Страница 2

На солнце у Богдана волосы сверкали рыжиной. Его улыбка, смех, ноги, попа, малюсенькие пальчики вызывали умиление – теплое, щекотное чувство в солнечном сплетении. Катались с горки вместе.

А потом они поехали в магазин – вливаться в общество консьюмеризма. План потребительской корзины был такой: панама Богдану, сандалии и продукты питания. Вместо этого купила себе без примерки шмотья на бешеные тыщи и панаму для сына. Переживала. Решено было успокоиться поеданием йогуртового мороженого. Ели вместе двумя разноцветными ложками и смотрели на гигантских надувных зайцев и светодиодные огромные шары.

Лето было в самом разгаре.

Тем временем день уже клонился к своему концу, ему уже ничем нельзя было помочь.

Одиссей возвращался из путешествия по офисным морям.

Вечером решила погладить. Разглаживала волны на рубашках.

Ужинали молча. Ей казалось, что они картина. Реализм. Неореализм. Крючки спин, фигуры чем‑то похожие на букву «а» – маленькую. Композиция идеальная для эскиза с натуры. Эпос повседневности – самого большого зверя.

Говорить было не о чем. Разговор все реже рождался в их доме. Слова в этой ситуации были лишними. Потому что не было слов для того, что происходило между ними.

 – Звонила мама, – сообщила она.

Он продолжал смотреть что‑то в телефоне.

 – Сказала, что отец ушел. Полюбил другую.

Если бы это была пьеса, то тут бы что-нибудь произошло. По законам драмы тут должен был бы случиться двигательный всплеск. Изменение мизансцены, выстрел из ружья, прибегал бы гонец или хотя бы слуга, который, заходя в комнату, опрокидывал бы случайно поднос с шампанским.

Но на самом деле не случилось ничего. Она сказала, он промолчал. Он лопал шарики. Он был серьезным человеком и чемпионом по лопанию шариков.

Она уже перестала ждать, собирала посуду, когда он ответил:

 – Понятно. Пойдем спать уже.

Драматург этой пьесы был не в духе. И героям не досталось слов.

Она домывала посуду и сквозь сон сочиняла письмо. Кому письмо? Богу? Инопланетянам? Воображаемым друзьям? Себе в будущее?

Она лежала и думала, как же жить дальше? Когда все рушится. Когда разводятся самые красивые, самые идеальные пары. В которых она так верила. Можно сказать, это были ее ориентиры, звездные эталоны брака. Моника Белуччи, Бред Питт, Анджелина Джоли, Джонни Депп – и тот бросил свою Ванессу Паради. А тут сам отец. Когда даже отец… Тот человек, который растил ее, катался с ней на лыжах каждые выходные, натирал щеки снегом, если она их морозила. Который гладил ее по голове, когда она лежала у него на коленях, если ее тошнило в автобусе. Который всегда целовал маму за праздничным столом. И говорил, что любит их всех больше жизни.

Даже он их оставил. Даже ему это все оказалось не под силу. И он не смог устоять перед жерновами перемен. И все они угодили туда. Она представила, как они все перемалываются в жерновах.

Ее охватил вселенский ужас. Такой нечеловечески сильный. Она ощутила себя внезапно совсем одинокой, незащищенной от невзгод. Она смотрела одна в лицо бесчеловечному космосу и ощущала одновременно ничтожность своего ужаса и его неотвратимость.

Муж храпел всего в нескольких сантиметрах. И выглядел совершенно безучастным. Ее рука потянулась под одеяло и коснулась его тела. Теплого живого тела. Рука скользнула вниз под резинку пижамных трусов. Когда‑то этот жест, бесстыдный, дерзкий, влек за собой ответные жесты. Но сейчас тело мужа крепко спало, ничто в нем не отозвалось. Он был где‑то очень далеко. От своей жены, дома. И сам этот жест уже давно перестал что-либо значить. Обычная привычка засыпать с рукой в трусах друг у друга. Их давно уже ни к чему не приводящая особенность.

Муж сквозь сон вытащил ее руку и, повернувшись на другой бок, продолжил спать, но уже не храпел.

Секс с мужем стал настолько редким, что она точно могла сказать, что последние два или даже три месяца точно ничего не было. «Бессмысленные телодвижения», – шутил про это Илья – ее муж. Секс постепенно сходил на нет в их семье. «Все так живут, это нормально, у всех моих друзей так, не парься, – говорил Илья. – Мы разумные существа, у нас есть более интеллектуальные удовольствия». В список удовольствий входили игры в телефон, просмотры комедий и рассуждения о мировой политике. А с некоторых пор стали еще ежеквартальные составления коллажей мечты и трансформационные игры. Илья стал ими чрезвычайно увлечен в последнее время. Трансформация Ильи шла быстрыми темпами, он все глубже трансформировался. И в его новом трансформирующемся мире все меньше оставалось места для нее и для них двоих.

Но сейчас не об этом, сейчас надо спать.

Она закрыла глаза.

Завтра должен был начаться новый день. В котором надо было жить. Принимать решения, растить детей, становиться взрослее или просто старше. 

ПОДРУГА

За десять месяцев до письма

 – А он что?

 – А он просто сказал, пойдем спать.

 – А потом что?

 – А потом утром попросил его не грузить, потому что у него сложный день. Нужно создавать позитив. Потому что мышление определяет бытие, а позитивное мышление – это ключ к решению всех проблем. Примерно так. Но ничего, как‑то решим все. Ведь ничего же страшного не происходит. А у тебя как?

Они сидели в кафе во вторник утром. Капучино, сырники, торт. Две городские барышни.

С утра она позвонила и попросила срочной встречи. Ей очень хотелось поговорить, рассказать, что все в жизни летит к чертям. Что у нее нет сил и катастрофа. Что она не знает ничего и заблудилась. Что с мужем они в тупике. Что мама с папой разводятся, а ей от этого так же сильно страшно, как будто она совсем ребенок. А дочь старшая… Про то, что происходит со старшей дочкой, даже думать было страшно. У нее уже были готовы фразы, она продумывала текст, как и в каких словах расскажет о своей беде. Ведь она же в беде. Она лежит уже на рельсах и жизнь вот-вот переедет ей ноги.

Но они встретились, разобнимались, разулыбались. И начали болтать о погоде, о кофе, о своем приятеле Гере, который опять завел нового любовника. О всякой чепухе.

Пожаловаться на жизнь никак не получалось. Она иронично передала сюжет последних дней. С юмором. Видимо, демон позитивного мышления коснулся и ее. И весь ужас так и остался за пазухой невысказанный. Формат не тот. И в этом формате – она благополучная дама из благополучной семьи. Москвичка, 36 лет. Двое детей, второй брак. Муж зарабатывает. Дети здоровы, родители живы. Денег хватает. Жилье свое есть, а причин для горя нет. По этим критериям она вообще преуспевает в жизни. А проблемы, у кого их нет? Проблемы решаемы или надуманы.

Внутри все равно таилось отчаяние, несмотря на позитивное мышление. Отчаяние пряталось, жалось по углам, закоулкам сознания, ускользало от пылесоса, собирающего неугодные позитиву мысли. Отчаяние выживало. Оно было партизанской силой, взрывающей мосты и пускающей под откосы составы бодрого настроения. Отчаяние вело ее, и возможно именно отчаяние поддерживало в ней жизнь.

 – Я вернулась, как видишь. Привыкаю к Москве – к месту, где невозможно жить.

 – Как отдых? – безучастно спросила Нина.

 – Отдых всегда хорошо. Лежишь, разглядываешь море, людей на море. И знаешь, что я увидела в этот раз? Я увидела любовь. Я наблюдала за парами. Простыми парами. Человеческими особями на отдыхе. И я нашла любовь. Ты знаешь, глядя на них, поняла, что люди могут любить друг друга всю жизнь. Я видела подтверждение. Эти пары не отличаются красотой в обывательском понимании. У них не сильно прекрасные фигуры, одеты они неброско или вообще нелепо, им, как правило, уже много лет. 60 плюс. Именно в этом возрасте любовь видно особенно отчетливо. Она проявляется во взглядах, в жестах, в шутках и в том, как возлюбленные разговаривают друг с другом. Как синхронно они умеют хотеть одного и того же, как они заботятся друг о друге и знают друг друга. Мне кажется, что именно такие образы и должны быть символом настоящей любви. Она как кокон их оберегает, что ли. Понимаешь, это означает, что у нас у всех есть шанс.